Статьи

АЛЁНА ВИЖЕВСКАЯ: «Можно ли полюбить чужого ребёнка? Этот вопрос очень важный, потому что иногда можно не полюбить и своего»

В гостях у редакции ДЕТСКИЙВОПРОС.РФ Алёна Вижевская - основатель и руководитель Клуба приёмных родителей. О сложностях приёмного родительства, детской психиатрии и о том, как помочь родителям приёмных детей быть услышанными государством, читайте прямо сейчас.

С Алёной мы познакомились на первом потоке наставнической программы Фонда Андрея Первозванного. Она пришла с проектом«Клуб приёмных родителей». Молодая энергичная женщина, которая пытается разобраться в проблемах своих приёмных детей и помочь десяткам других приёмных семей. Эта история не оставила меня равнодушной, но обо всём по порядку.

- Алёна, расскажите о себе.

- Я родом из Омска. Родители мои военные – и папа, и мама. Семья, в принципе, была авторитарная.Отец до сих пор остаётся авторитарным человеком, уважаемым. Я была желанным ребёнком, родители уделяли мне много внимания, равно как и моим сестре и братику. Нас трое детей в семье – я, сестра младше меня на 2 года, и брат младше на 16 лет. Мы очень близки и обсуждаем всё совместно. Хотя мы разные по складу характера, но родители нас научили беречь друг друга. Я с родителями прожила до 18 лет за границей. Все время мы занимались спортом, зарядка была обязательным условием для нас, детей. Папа часто учил со мной уроки, особенно математику. Мы всегда путешествовали. Моя мама, к сожалению, умерла в 2016-м году, достаточно молодая, в 64 года. У меня есть дочь, которую я родила в 1992 году. Дочь выросла хорошей, благополучной, самодостаточной девушкой.

У меня высшее образование, специальность издатель-редактор. 15 лет я проработала менеджером в крупном медиа-холдинге, связанном со СМИ. Я думала, что склонна к журналистике, но нет. Когда я прохожу ежегодное тестирование, психологи всегда говорят, что я не тот вид деятельности выбрала, мне показана адвокатская деятельность. Я знаю со школьных времен, что я могу защитить человека, и чаще всего добиваюсь своей цели. А когда дело касается защиты детей, казалось бы, патовая ситуация и недостижимые цели оказываются решаемы и достижимы, если есть логика в наших действиях.

Мне со школы была интересна психология, но она в то время не была так развита. В Литве, где я окончила школу, закрыли много кафедр. Остался только филфак в университете, где я и обучалась.

У меня был свой бизнес неплохой, две машины-большегруза, компания ООО, но, когда я стала заниматься детьми, я не смогла продолжать вести бизнес.

- Как вы нашли детей, которых захотели принять в свою семью?

- Про своих детей я узнала совершенно случайно, это, видимо, судьбоносные вещи. В тот момент я жила и работала в Екатеринбурге. От своей очень близкой знакомой из Омска я узнала, что недалеко от неё проживает семья в очень тяжёлой жизненной ситуации, в которой дети голодные, холодные, постоянно на улице, в школу не ходят. И как-то так получилось, что я стала искать связь с этими детьми.

– А сейчас, по прошествии времени, вы можете понять, что вами двигало? Как у вас возник этот импульс, почему вас задела история этой семьи?

- Мы же все с какими-то задачами рождаемся. Я с детства старалась помогать людям, которые находятся в тяжёлой жизненной ситуации. Родители меня даже ругали, потому что я всегда в школе цепляла каких-то одноклассников неблагополучных, старалась им помочь.

Раньше у меня иногда жила девочка-сирота Рита, ею опекуны не очень хорошо занимались, но тогда ювеналки, какого-то строго контроля не было. И моя дочка вместе с ней росла, я занималась школой, врачами, документы этой девочке восстанавливала. То есть некий опыт я уже приобрела. Может быть, история этой семьи, рассказанная моей подругой, тронула меня ещё и поэтому, что я когда-то жила в соседнем доме с этой семьёй. И ещё я всегда хотела большую семью, иметь много детей. Но у меня получилось родить только одного ребёнка - дочку. Может быть, тогда подсознательно я поняла, что это мой ресурс - можно помочь детям, это и будет моя семья. Видимо, подошёл тот самый момент, ведь пути господни неисповедимы.

- Все-таки это непростой шаг - взять ответственность за чужих детей. Кто вас поддержал?

- Я общаюсь онлайн с общественницей Юлией Павлюченковой. На одной из конференций где-то в 14-15-м году я её видела вживую, она рассказала немножко о себе и своих приёмных детях. Конечно, были сложности и в её судьбе. Но эта свободная, летящая и независимая женщина меня настолько впечатлила. У Юлии очень мощная энергетика.

Скорее всего, эта встреча была моей отправной точкой. Наверное, в моей голове она засела, и когда представился случай, я уже была готова взять детей. Теперь это моя семья. Всё было непросто. Сколько кругов ада пришлось пройти, даже вспоминать страшно! До сих пор я ночами не сплю.

Мне хочется в этом интервью донести всё как есть, искренне. Мне очень запомнилась фраза Александра Гезалова, у которого я сейчас прохожу обучение: «Мы не должны нести негатив, мы должны подавать материал доступно для нашего общества». Общество не готово ни к приёмным родителям, ни к детям, т.к. это сложная, ответственная, не совсем радужная работа, прежде всего, каждого из нас над самим собой.

- Как же вы установили связь с этой семьей?

- Через соцсети я нашла старшую девочку, связалась с ней, стала общаться. Связалась и с их мамой Ириной – у неё сильная зависимость и все сопутствующие заболевания, она очень больна. Потом мне дети стали сами звонить, рассказывали, что кушать нечего, и самого младшего, который родился в 2014-м году, они поят водой из-под крана. Мама была очень серьёзно больна, она даже не поднималась, но никому до этого дела не было. Была молочная кухня, но дети часто забывали сходить туда. У них была условная бабушка, позже мы доказали, что это родная бабушка двух старших детей.

Всего в этой семье четверо детей, один сейчас в Омском детском доме, мы его не смогли забрать, очень тяжёлый по генетике мальчик как со стороны отца, так и со стороны матери. Я изучала через родных и знакомых наследственность детей, вплоть до медицинских диагнозов.

- Получается, что у всех детей в этой семье есть проблемы со здоровьем?

- Да, у меня дети преимущественно с психиатрией. Есть ещё и другие заболевания, они не смертельные, если не запускать их.

У нас в Наро-Фоминске есть семья, в которой 3 приёмные девочки с очень серьёзными заболеваниями. Их мама знает, что каждый день на счету, что они могут погибнуть.

- Какой возраст детей был, когда они попали к вам в семью?

- Самой старшей Валерии в декабре было 19 лет, она уже живёт самостоятельно. Когда я её забрала, ей было 16. Владик, который остался в детском доме, на 1 год младше. Даня родился в 2009-м, ему в сентябре будет 12 лет. Кирюшу я забрала в полтора года, в декабре ему исполнилось 6 лет.

- А сколько лет их маме?

- Ирине сейчас 36 лет, но её дети уже такие взрослые. Мне очень жалко её. Помощь ей почему-то никто никогда не предлагал. С Ириной я поговорила, нашла общий язык. Я всегда за сохранение кровных семей, разрушение априори неправильно. На Руси всегда было меценатство, сейчас волонтёрство. Но по большей части в настоящее время мы разобщены, видимо, это тенденция всего мира.

Когда я изучала историю этой семьи, узнала, что мама Ирины Алла умерла где-то в 44 года. Её мужья были деструктивные, отец Ирины пил и жестоко всех избивал. О самой Алле её знакомые вспоминают, что она была очень приятной, хорошей женщиной, как могла ухаживала за своими детьми - Ириной, Олесей и Антоном. Но спустя какое-то время она начала пить. У них часто жили какие-то сидевшие знакомые, от кого-то из них они заразились туберкулезом. В этой семье туберкулез практически у всех, и у детей тоже.

Брат Ирины Антон имеет психиатрическое заболевание. Он уже совершеннолетний, живёт самостоятельно.

Сестра Ирины Олеся - инвалид детства. Почему органы опеки пропустили тот факт, что она в 16 лет забеременела от 40-летнего мужчины и родила мертвого ребёнка, - непонятно. Моя подруга из Омска занималась восстановлением ей пенсии по инвалидности. Я тоже пыталась Олесе помочь, всех врачей привлекла, но она была зависима и имела необратимые заболевания – туберкулез, ВИЧ и другие. Спасти её было невозможно, она умерла в 2018-м году, ей было 26 лет. Мне пришлось дистанционно хоронить её.

Мужья у Ирины были разные. Когда рождался очередной ребёнок, сначала помощь была, но так как её мужчины тоже с зависимостями или с поведенческими отклонениями, то, в принципе, она была одна. Она тянула детей сама, пока не скатывалась в очередной вихрь. Ирина окончила всего 6 классов, и в 12 лет она уже была предоставлена сама себе. Очень тяжёлая ситуация в этой семье продолжается уже несколько поколений. На протяжении десятилетий у них пьянки-гулянки. Человека из зависимости выдрать практически невозможно, наверное. Было принято решение забрать детей, а маму отправить на реабилитацию.

Видимо, уже по наследственности в этой семье дети рождались зависимыми, сказалось ещё и отсутствие тёплой обстановки, атмосферы, как в обычных семьях, где хорошее эмоциональное поле, где дети могут спокойно жить и учиться.

Моих детей травили наркотиками по полной программе в перинатальный период. Они рождены уже с химической зависимостью, потому-то они и орут, потому и психуют. У них поведение аддиктивное, то есть осталось чуть-чуть что-то попробовать – и всё.

Когда мы приезжаем в родной мне Омск к моим родственникам или по делам детей, мы иногда встречаем людей, которые знали этих детей, когда они там жили. Они в шоке от изменений, которые произошли с ребятами, никто не ожидал, что такое возможно.

В той семье дети чаще всего были предоставлены сами себе. Семилетний Даня бегал до часа ночи на улице с ножами, шприцами, но никто даже не поинтересовался, почему ребёнок не посещает детский сад, не учится. Старшие дети учились в лесной школе-интернате, так как у них туберкулез. Не один год они приезжали учиться не с 1 сентября, а к октябрю, а то и к ноябрю - то на дорогу денег не было, то карта социальная не была активирована, обуть нечего было. Но опять же никто не интересовался судьбой этих детей.

- А как вы с мамой Ириной начали разговор, что вы хотите взять опеку над её детьми?

- Сначала про детей разговор и не шёл. Я люблю детей, но склоняюсь изначально к помощи взрослым, семье. Я предложила Ирине реабилитацию, проштудировала, нашла, где её можно пройти. Мы и её сестру Олесю потом оформили на православную реабилитацию. Она начала оживать. Ей даже пенсию выбили, которая была ей положена, но никогда не было. К сожалению, через 4 месяца Олеси не стало.

С Ириной мы виделись два раза, разговаривали по поводу детей. После этого она мне однажды позвонила и сказала, что готова. В прошлом году она призналась, что просто поверила мне тогда. Человек в отчаянии, она понимает, что погибает, но всё равно борется. Опека прекрасно знает, что у нас с ней хорошие отношения, что я её поддерживаю. Мама цеплялась за последнее, она не могла бросить своих детей, добровольно отдать их в детдом. И я ей предложила, что я их заберу, буду заниматься ими, пока она будет восстанавливаться. Но у неё были постоянные срывы, мы поняли, что она, скорее всего, уже не сможет воспитывать детей. Она совершила своего рода подвиг, найдя в себе силы отказаться от своих детей, особенно, когда общество это осуждает, и с пониманием редкий человек отнесётся. Она отказалась в пользу детей, чтобы они жили. Она прекрасно знает, что они с тяжелейшими генетическими диагнозами, психиатрическими отклонениями. Она согласилась. У меня к ней уважение, что она, как могла, сохранила детей. Она мне сама рассказывала, что дети лазили на балкон, два раза она их прямо с перил снимала на 9-м этаже. Это страшно, это просто дело случая.

- Как вы забирали детей? Как это происходило?

- Сначала я детей забирала по одному, по оформленному согласию матери, но столкнулась с тем, что даже медицинский полис детям не могла поменять. В 16-м году в Екатеринбурге нас не принимали в больнице, хотя по всей России мы должны получать любую медицинскую помощь. Мы не могли прикрепиться. Мне подсказали, что я должна оформить опеку. Сначала я оформила безвозмездную опеку, так мне посоветовала Екатеринбургская опека.

Я не знала, что такое приёмная семья, предполагала, что есть какие-то дотации от государства, но не узнавала. Омская опека настояла на оформлении особого статуса - приёмной семьи.

Нам подсказали, что нужно вызвать бригаду быстрого реагирования, чтобы забрать детей из семьи. Потому что они каким-то образом это юридически оформили, подали на лишение прав. Если бы я этого не сделала, мы бы так и болтались в воздухе, прав толком нет, только согласие. Дети с такими диагнозами серьёзными, и что бы я делала? Но не это страшно, страшно за детей.

- Правильно я понимаю, что, пока дети находились непонятно с кем и где, не было никаких проблем? И как только вы изъявили желание помочь, оформить опеку, чтобы дети получали образование, медицинскую помощь, нормально ели, спали, не боялись, что кто-то ломится в пьяном угаре, то есть начали жить полноценно, и тут у вас появились проблемы, оказалось, что это не так просто.

- Да, проблем у нас было много. Без судов мы не могли ничего. Долгие судебные процессы были с сентября 2016-го по март 2018-го года. Мы прошли четыре суда, которые были очень тяжёлыми даже для судей. Была неразбериха юридическая – дети были записаны на отце, который оказался двоеженцем и гражданином Германии. Суд даже не мог убрать статус, что дети записаны на него, и когда они достигли бы совершеннолетия, он мог потребовать алименты на своё содержание.

Но всё получилось. Я дистанционно нашла свидетелей, соседей, каких-то очень дальних родственников отца. Оказалось, что у мамы детей родственников уже много лет нет вообще.

Можно добиться всего, но очень долго. Я одна, в разводе, бабушек-дедушек у нас нет рядом. Получилось так, что меня по работе перевели в Подмосковье.Здесь я узнала, что нет никакого помогающего сообщества. Обращаться некуда. Выяснилось, что каждый родитель самостоятельно проходит свой путь, теряя время, силы, а ситуации у всех очень схожи. Логически я понимаю, что должна быть какая-то помощь, какой-то совет, сообщество. Почему этого не делали? Вчера на встрече одна из мам поделилась: она родом из Казани, там приёмным семьям помогают, например губернатор предоставляет микроавтобусы. Ведь приёмные родители не просто труженики. Наверное, даже слов не хватит описать всё, что они делают круглосуточно.

- Сколько на данный момент у вас детей?

- Я взяла троих детей. Владик отказался сам, потому что судом было доказано, что у него есть бабушка, ну и там были бы большие проблемы. Он остался в детском доме. Мы с ним общаемся, видимся постоянно, он и у нас был, когда от детского дома приезжал в Москву на конкурс. Хороший мальчик, некоторые проблемы перерос, но какие-то сохранились.

Старшая Лера сейчас живёт отдельно, юридически она уже самостоятельная. Со мной остались двое несовершеннолетних.

С Лерой я дружу, несмотря ни на что. Она может обозлиться, что попало наговорить, а потом мне пишет СМС: «Я знаю, что я не права. Прости меня».

Она такая. В школе поругалась - побежала к директору заявление на неё же писать.

Мы добились и ездим в Москву к фтизиатру Алиевой Ирине Анатольевне. Это чудесный, умнейший человек! Однажды я приехала на приём без Леры. Ирина Анатольевна меня спросила: «Как вы с ней живёте? Она же достаточно подлая. Она вас терроризирует». Я была в шоке. Как она это увидела? Она рассказывала мне такие вещи, как будто она живёт с нами. Когда мы приезжали на приём, я думала, что мы выглядим как подружки, как дочка с мамой. А вот, видимо, по каким-то выходкам была видна суть Леры.

- Как сейчас у них со здоровьем?

- У меня дети очень сложные. Я почти три года практически жила в больницах. Диагнозы детей расцветали, как букеты цветов. Чем старше становились дети, тем больше выявлялось диагнозов.

Даня у себя дома постоянно криком кричал, у него была повышенная тревожность, тряслись руки. Когда я его забрала, он перестал кричать. Я тогда ещё многое не умела объяснить с медицинской точки зрения. Когда Даня попал ко мне, он ел по 4 порции, потом его рвало, но он не мог остановиться. Он долго воровал шоколадки и мороженое - всё съедал, хотя у нас холодильники битком всегда набиты. Это, видимо, страх ребёнка остаться голодным, страх чего-то не получить.

У Дани, когда я его привезла, зрение левого глаза было 0,2. Мы лечили, залепляли ему правый глаз, чтобы заставить работать левый. Подняли показатель до 0,4, это большой прогресс. Но его обзывали очкариком, и он отказался дальше лечиться. Сейчас зрение 0,1.

Пошла я по больницам с Кириллом, у него выявили угрожающий диагноз - эпилепсию. Сейчас поставлена неуточнённая эпилепсия. То есть остался последний виток обследований. Будем госпитализироваться, пройдём ЭЭГ ночного сна. Если всё же поставят эпилепсию, это, конечно, не очень хорошо.

Анна Юрьевна Кузнецова, уполномоченная по правам ребенка, помогает моим детям получить квоты на лечение в Москве. Я постоянно в поиске. Центр лечебной педагогики нашли, его очень хвалят, наверное это единственный такой центр в России. Методом тыка, волею случая я попадаю на какие-то общественные движения, где действительно помогают. Мне обещали помочь с учебой Дани, и с Кирюшей сейчас.

В школе учителя совсем не готовы к таким детям, они не специалисты в этой области. Если бы кто-то понимал, что у таких детей генетически заложена зависимость, у них химическая зависимость, встроенная в ДНК. К таким детям боятся подходить, ограничивать, что-то сказать.

Нам наш психолог сказала, что нам тьютор не положен, ведь руки-ноги целы. В интернете же нахожу информацию, что тьютор положен ребёнку, если он не может сам себя обслуживать. А Даня самостоятельно одеваться не может, несмотря на то, что ему 11 лет.

Вопрос с Кирюшей. Он по возрасту должен пойти в школу. Но куда ему в школу. Он ещё ребёнок ребёнком. Я боюсь, что его будут травить, т.к. сын своевольный и есть нарушения поведения, и я получу новые пробелы в жизни детей. В садике появилась такая ситуации с 2020 г.

Наша опека требует соблюдения каких-то рамок. И выворачивайся, как хочешь. Инспектор наша только головой покачала: «Алёна Сергеевна, как Вы попали!». Вот и все. Они же не медики, не психиатры. Помогают они только юридически.

Когда я общаюсь с людьми, я всегда рассматриваю собеседника не как должностное лицо, а как человека. Мы же все люди. Нужно с добротой, с любовью относиться. Опека мне очень помогает. Может быть, они видят потенциал. Тут раньше клуба не было, мы его создали, нам дали зелёный свет, предоставляют помещения для встреч, тренингов. Много помощи лично я получила от начальника опеки, от инспекторов, от сотрудников. Это очень ценно. Но сотрудников тоже на нас не хватает, посему помощь утопающим – дело самих утопающих.

Я ещё сотрудничаю с «Арифметикой добра». В нашем Наро-Фоминском округе более 160 приёмных семей, в большинстве из них не по одному ребёнку. Мне повезло, что я вышла на эту структуру, они меня зажгли, вдохновили. И наши мамы хотят передать свой опыт молодым семьям. Мы все немножко зависимы, в том плане, что мы хотим ещё и ещё детей. Когда я взяла детей, мне кто-то сказал, что я теперь не смогу остановиться. Я это понимаю, но рассуждаю логично, здраво оцениваю свои ресурсы, я ведь могу и заболеть, и даже умереть. А мои дети привыкли ко мне, они у меня такие рыбки, хорошие.

- Какие ещё сложности выявились?

- Мы состоим на сопровождении в Наро-Фоминском округе у службы сопровождения. Даня у нас очень сложный, как выяснилось. Хотя это и подразумевалось. Но если бы я его не забрала, у него судьба сложилась бы очень печально.

В прошлом году у нас был прецедент колоссальнейший. В шоке были все: прокуратура, опека, полиция, соседи. Я 4 года была в своих детях, даже соседей не знала, мне некогда было по сторонам смотреть. Мы постоянно жили в больницах: то неврология, то что-то с желудком, то эпилепсия. Ещё и работать надо было. Так как у меня сохранился опыт, базы, я работаю как логист на знакомого человека. Жить на что-то надо, и жить хочется всё-таки так, чтобы дети мои что-то ещё видели, а не только могли покушать. И тут такое случилось - Даня убежал из дома.

Меня могли посадить, но у меня в голове было одно: если сейчас детей заберут, то они закончат свою жизнь плохо, потому что они достаточно неуправляемые. А когда дети вырастают и не могут справиться со своими эмоциями, они доказывают всё путем употребления, противостояния обществу, драками.И я была готова биться за детей, привлекать телевидение, общественность.

- То есть у вас ребёнок убежал из дома в силу своих каких-то проблем, а полиция обвинила вас, что это вы его довели? И эта ситуация могла закончиться лишением родительских прав и плюс ещё уголовным делом?

- Да. Даня потом ещё несколько раз сбегал. Наш психиатр говорит, что у него дромомания, есть такой диагноз.

- Как это произошло?

- Была пандемия, мы занимались дома. Даня вел себя некорректно. Моя ошибка, что мы не принимали в этот период никаких медикаментов. Я наслушалась, что наша медицина доводит до такого состояния, что ребёнок будет способен только слюни пускать, и в начале приёма лекарств я даже нечто подобное у него наблюдала, поэтому отказались от приёма медиаторов.

В этот день Даню прорвало. Он гулял на улице с Кирюшей и ещё одним мальчиком из нашего дома.Даня разбил камнем стекло в машине. Он подговорил мальчика взять из маминой сумки деньги, и они с этими деньгами пошли в магазин. Домой Даня вернулся как ни в чем не бывало, спокойный. И тут пришла соседка - рассказывает мне о случившемся, из магазина звонят - сообщают, что Даня приходил с двумя тысячами. Я пыталась выслушать соседку, разобраться в ситуации. Даня испугался и выпрыгнул в окно прямо босиком. Потом он мне сказал, что я его раньше никогда не ругала при посторонних, а тут не выдержала. Домой Дане было страшно возвращаться - разбитая машина, кража. Он испугался и в полиции начал говорить, что лучше поедет в детдом, начал наговаривать, что его дома ругают, бьют.

Бывает, что дети наговаривают на приёмных родителей. В Апрелевке в одной семье изъяли девочку, она пробыла в семье дней десять, тоже сказала, что бьют. Там чудесные родители, причём у них был выпуск уже трёх взрослых детей. То есть, когда есть психические отклонения у детей и происходит накладка событий, и у них срабатывает такая форма защиты.

В тот день всё произошло очень резко, не было прецедентов. Даже в случае с террористами в Крыму или вот недавно в Казани, предпосылки же были. Это дело каждого - не относиться халатно, обращать внимание на то, что происходит, помощь оказать по силам.

Я была в шоке, когда младшего забрали, а меня временно отстранили от исполнения.Но с моими детьми справиться не смогли. Данька колотил Кирюшу смертным боем, они разнесли всю палату так, что там ремонт нужно делать. Вызвали меня. Даня был в прострации, может быть, чем-то поили, или у ребёнка было такое состояние, я не знаю. Он был, как зверь. Он даже не спал, хотя обычно очень хорошо засыпает.

Я потом нашла людей, которым принадлежала та машина. Мне, наверное, Боженька сверху помогает - хозяйка машины сказала, что ей от нас ничего не нужно, она понимает ситуацию, так как сама в деструктивной семье родилась. Она сказала, что понимает, что такое расстройство привязанности, есть такой термин в психологии.

Когда у меня детей изъяли, Кирюша начал писаться. За время нахождения в первой больнице мои дети каждый день сбегали из больницы - полиция их ловила. Но почему-то ни мне об этом не сообщили, ни опеке. Их увезли в изоляцию в Серпухов из-за пандемии. Я их провожала. Я не знала, как переживу этот момент, для меня это было как смерть, как будто последний раз их вижу.

Потом их перевели опять в Наро-Фоминск. Директор Центра мне сказала, что я всегда о Дане говорю только отрицательное. Я объяснила свою позицию - я говорю факты. Мне нужна помощь конкретная. Поболтать мне есть с кем. В Центре для детей только песни-пляски были, т.к. время нахождения обычно в СРЦ недолгое, необходимо, чтобы дети успокоились. Дане там так понравилось, что он два раза потом туда сбегал, потому что там учиться не надо, мыться не надо, зубы чистить не надо – он всё это не любит.

Из-за карантина в период пандемии я общалась только через забор, и мне сказали, что всё хорошо, только у Кирилла проблема. Оказался перелом правой руки в двух местах со смещением и вывихнуто предплечье. Я бегом в опеку. Мы поехали в Москву в областную к травматологу. Травматолог и потом рентгенолог высказали своё предположение, что, может, и вывернули руку ребёнку. Кирилл сказал, что он то ли с качелей упал, то ли Даня толкнул, то ли ещё кто-то. Травматолог определил, что перелом произошёл около 3-х недель назад, у меня есть эта выписка. То есть ребёнок ходил 3 недели с переломом. Выходит, что при наличии медиков, воспитателей во втором СРЦ моего сына не могли сводить на рентген. Он прижимал к себе ручку, берёг её, жаловался – но никто внимания не обращал. Врач пояснила, что внешних повреждений не было, они и не подумали на перелом.

Надеюсь, что срастётся хорошо, но могут быть проблемы, потому что гипс не сразу наложили.

Получается, что дети жили у меня – у них не было ни синяков, ни каких-либо повреждений. А в детском учреждении такие вещи произошли. Хочу сказать о том, что нет чьей-то вины, просто надо погружаться в такую работу на 100%.

Дане шею сворачивали в детдоме, он в специальном воротнике ходил, это ещё раньше было.

Про Кирюшу психиатр говорит, что его нельзя теперь одного на обследование укладывать, у него сильнейшая психотравма после изъятия из семьи в прошлом году. То есть над ними издевались. Дети были в палате целыми днями закрыты вдвоём, один другого дубасил. Они же переживали – где мама. Кормили их там отвратительно. Я была в той столовой.

- Наверное, отношение такое к ним было ещё и потому, что бунтуют? Это же никому не нравится, это очень неудобно. Надо, чтобы все молчали и сидели закрытые в комнате?

- Да, чтобы все были по струнке. При мне девочку привезли, ей 1 или 2 года, её изъяли временно из семьи. Она крошечная была, наверное потому что родители употребляли, не хватило ребёнку для развития. Её посадят в кроватку, и она там целый день одна сидит. Персонала, как обычно, не хватает – нянечка и две медсестры. От столовской еды девочка отказывалась, она была голодной. Я накупила продуктов: йогуртов, яблок. Ей открыли йогурт, она сразу стала его жадно есть. Гулять её не водили, она всё время была в отделении. Хотя был июнь, ребёнку же гулять надо.

Если в этом хорошо покопаться, развивать эту тему, смотреть, где кто нуждается, работать по проектам с Анной Юрьевной Кузнецовой – мы сможем помочь многим детям. Ведь это наше следующее поколение. Это наше будущее, фонд нашего будущего. Эти дети вырастут всё равно, в любом случае.

Но ни общество, ни полиция, ни школа не готовы к таким детям. У нас нет коррекционной школы, нам предлагают ездить в Наро-Фоминск, это в 40 километрах. И нас принуждают, что мы обязаны детей туда возить. Говорят, что не нужно было тогда детей брать или брать только по одному ребёнку. Автобус школьный нам не дают. Я подала запрос в Министерство образования, они обсчитали, что автобус обойдётся в 5 млн в год. Таких денег нет. Московская область, и правда, не получает никаких дотаций, т.е. бюджет на нуле. Представляете, поднять ребёнка в 6 утра, чтобы отвезти в коррекционную школу. Данька ходит в обычную школу. Его сначала определили в интернат для умственно отсталых. Я не знаю, каким чудом я отвоевала у 17 человек комиссии право ходить в обычную школу. Я понимала, что интернат его угробит, даже шанса не даст, я же только привезла сына из детдома.

- Как вы с детьми проводите свободное время?

- Мы любим путешествовать. Моя подруга - шестикратный чемпион по туризму, горнолыжник в том числе, она в этом помогает. У меня дети и из охотничьего ружья стреляют под присмотром инструктора, сейчас лошадки нас ждут, обещали купить наши знакомые. Мои дети много интересного видят.

- Как вы общаетесь с детьми? Какой у вас стиль общения? Какие отношения?

- Яжемать… Меня даже все наши приёмные ругают. Многие дети в таких условиях всё равно живут инстинктами. Мне даже наша психиатр сказала, что такому ребёнку нужен режим на уровне инстинктов. Она прямо такими словами и говорит: покушать, пописать-покакать, ну, поучиться – не поучиться. Мне откликается Гезалов со своей духовностью, православием. Я сама не очень верующая, но я понимаю, что есть некая энергетика, и мы её не сможем обойти. Мы можем делать, идти вперёд, и, если это делается правильно, значит, нам Бог помогает.

С первого взгляда может показаться, что я поверхностная, но я, наоборот, всегда смотрю вглубь. Я копаюсь в медицине, в каждом вздохе детей, каждом взгляде. Они понимают, что должны жить полноценно. А что у них внутри творится? Мы не можем это услышать, мы может только разглядеть, понять, мы же люди. Когда-то давно я читала интервью певицы Вики Цыгановой. Нам Бог каждому даёт крест по своим силам. У Вики нет детей, она не принимала деток на опеку, но она живёт в гармонии с собой. Она создала фонд помощи детям. Это очень разумная и гармоничная женщина. Не каждый должен бросаться спасать, но какие-то способности, таланты можно помочь развить во взрослых и детях. А дети-сироты часто бывают талантливы, они поют, рисуют.

За детьми нужно внимательно наблюдать. Я вчера с родителями подняла тему запаха от детей. Иногда от них пахнет именно как от собачат. У меня Даня очень долго так пах. Чем мы только его не мыли! Когда ребёнок в страхе, панике, повышенной тревожности, у него появляется такой животный запах. По этому запаху даже можно определять наличие проблемы и направлять к специалистам. Но у нас не хватает специалистов: ни тьюторов, ни педагогов. Их только единицы.

- А у вашей кровной дочери какое отношение к приёмным детям? Она к вам приезжает?

- Мы видимся, конечно. И она сюда приезжает, и мы к ней ездим. Не скажу, что у неё какая-то любовь к этим детям. Она не эгоистка, но её мнение, не высказанное вслух: «Ну есть же своя дочь».

- Сколько дочери лет?

- Ей 28 лет, не замужем, детей нет.

- А может быть, тот факт, что вы с двумя малолетними детьми - как молодая мама, и вы настолько смелая, у вас как будто вторая новая жизнь началась. Может быть, у неё психологический аспект, ревность к вам?

- Не то, чтобы ревность, просто непонимание. Мы с ней всегда вместе. Даже когда она в институте училась, мы с её однокурсниками вместе часто общались, в зоны отдыха выезжали. Мы всегда вместе, плюс прихватывали моих друзей и родственников.

Видимо, у моей доченьки свой взгляд на такие вещи. Хотя она с Ритой достаточно длительно существовала. Она знала, что девочка – сирота, мы ей помогали и до сих пор общаемся.

— Это жизнь. Мы же не можем своим близким навязать любовь. Это же ваш выбор был, вы сами захотели взять детей. На нашем портале «Детский вопрос» размещена статья «Может ли приёмный ребёнок стать родным?» Психолог писала, что не нужно настраиваться на то, что ребёнок будет родным, что это навсегда.

- Можно ли полюбить чужого ребёнка? Этот вопрос очень важный, потому что иногда можно не полюбить и своего. Здесь важно, насколько ты готов отдавать. У нас с Даней был резонанс. Я была очень расстроена, даже в шоке от его поступка. Но мне начальник опеки сказала: «Не дай Бог, вы мне приведёте Даню». Это сыграло свою роль. Да, это неправильно. Да, так нельзя было говорить, но иногда надо. И настолько ей благодарна за то, что она сохранила меня, мою душу, моих детей. Я видела, как этот человек искренне помогает.

- Мы подняли разные вопросы, почему для Вас это важно?

- Да, пусть люди узнают. К сожалению, сиротство на Земле не закончилось. Нам нужно дальше с этим работать. В сентябре прошлого года на круглом столе Анна Юрьевна Кузнецова подняла вопрос о возрождении детской психиатрии. Детская психиатрия умерла в 1988 году при развале СССР. Нужно научиться принимать себя, учиться жить с этим. Духовность первична. Почему в нескольких поколениях тянутся проблемы? У них с детства идёт: я плохой, я обиженный, я не такой. Медицина, психиатрия и психология – на первом месте. Это жизнь человека. Человек должен быть дееспособен, а потом пойдёт образование. Он должен хорошо себя чувствовать - когда у нас серотонин, эндорфин на хорошем уровне, мы и другим больше отдаём. Это же всё можно корректировать.

- Расскажите о вашем клубе.

- В прошлом году я открыла клуб, и мы с приёмными родителями встретились в феврале в Наро-Фоминской библиотеке. Я немного поговорила с замом директора библиотеки Людмилой Владимировной Волынец, смотрю, а у неё слезы текут из-под очков - растрогалась. Оказывается, она писала диссертацию по работе с детьми с ОВЗ. Она такие грандиозные проекты предложила, вплоть до того, что посидеть с нашими детьми, позаниматься с ними в библиотеке, пока мамы сходят на 2-3 часа в суд, например, или уладить юридические вопросы. К сожалению, она недавно умерла от ковида.

Вчера была полноценная, на полтора часа, встреча в Zoom с родителями по Наро-Фоминскому округу. Родители очень активные собрались. Из160 семей было 9 человек, это всё равно хорошо. Мы обсуждали необходимость передавать наш опыт молодым или будущим приёмным родителям. Когда дети в системе - это очень страшно, дети тяжёлые.Мы с этим столкнулись и получили первый опыт.

Я мечтаю поднять Клуб приёмных родителей, это колоссальный проект! Такие мощные возможности умам и папа, так много задумок! Люди сами ко мне идут, и уже пора расширяться. Опыт моей семьи, работы со своими детьми я хочу и другим передать. Мне только очень нужна помощь, потому что одна я физически не справлюсь. Нам нужен юрист, у нас столько вопросов! Все эти вопросы я подготовлю для Михаила Николаевича, сотрудника кабинета Анны Юрьевны. Он уже многим помог мне. Если бы был резонанс с моими детьми, я бы дала ход многим делам, и многие слетели бы со своих мест. Я понимаю, что с государством ссориться не стоит. Есть какие-то вещи, которые мне не нравятся, но я их делаю.

- Какой у Вас план работы на ближайшее время?

- Я вижу несколько параллельных направлений. Это то, что я делаю в своей семье. И, в принципе, мы неплохих результатов достигли. Хотя руки-ноги у меня связаны и финансами, и нехваткой времени, и человеческим ресурсом, так как я одна.

Я постоянно развиваюсь. Сейчас прохожу обучение у Александра Ге­залова, в ШОД, мы подали заявку на конкурс «Вектор детства». Служба сопровождения, наши психологи при опеке сами пришли ко мне на «Вектор детства», говорят, давайте в НКО. В мае я собрала детей на первый тренинг. И ещё я играю вКВН. Команда «Апрелевские граммофоны» (взрослые), вышли в официальную лигу. Мы в шоке!

И в заключение хочу сказать, что мои дети видели всё: насилие, смерть, голод. И это в наше время. Я хочу избавить от этого багажа и дать детям свет и мир. Покой и тишину. Любовь.

Понравилась статья? Пишите свои мысли и комментарии по этой теме. Будем рады, если расскажете о нас в социальных сетях.

---